СКАЗКА О ТРЕХ ЦАРЯХ – Джин Эдуардс
Учение о сокрушенности
Джин Эдуардс
Посвящается
Сокрушенным сердцем христианам, выходящим из авторитарных групп, которых мы встречаем на своем пороге ищущими утешения, исцеления и надежды. Да восстановит вас и поведет за Собой Тот, Кто есть свобода.
А также христианам, которые прошли или в настоящее время проходят через ранящие душу переживания раскола в братстве. Да даст вам эта повесть света, ясности и утешения, да восстановит и вас и поведет за Собой Тот, Кто есть мир. И да будут полностью исцелены и те, и другие, чтобы по-прежнему отвечать на зов Того, Кто требует всего, потому что Сам есть всё»
Предисловие ко второму изданию
Когда Сказка о трех царях только вышла из-под моего пера, мне было бы приятно узнать, что она переживет два или три издания.
Я сильно недооценил число опустошенных христиан. Книга предназначалась для довольно малой аудитории — христиан, пострадавших от авторитарного движения. Однако, ее приняла намного более широкая масса читателей. Это аудитория, состоящая из христиан, пострадавших от церковных расколов и отдельных столкновений между христианами.
Я был несколько потрясен приемом этой кнгии и тем фактом, что он был всемирным. Ряд пасторов и христиан — общественных работников, которые заказывали эту книгу в больших объемах для распространения, лишь испытывали ее феноменальную нехватку. То, что Сказку о трех царях превращали в пьесы и читали публично с кафедры, превратило потрясение в удивление. Очевидно, существует много боли и обид среди христиан, о чем часто умалчивают, не оказывая помощи. Я надеюсь, эта книга, а также Письма сокрушенному христианину и Наша миссия послужат помощниками в этих нуждах.
Джин Эдуардс
Сказка
о трех царях
Поставляли царей сами, без Меня; ставили князей, по без Моего ведома…
Осип 8:4
Мы снова вместе, дорогой читатель. Как приятно встретиться с тобой еще раз. Это честь для меня проводить время с тобой. Спасибо за то, что ты со мной. Давай поторопимся в театр. Лучше войти немедля: уже зажгли огни.
Вот два места для нас, недалеко от сиены. Быстро, давай займем их.
На мой взгляд, эта история — драма. Однако, надеюсь, ты не сочтешь ее печальной.
История состоит из двух частей. В части первой мы встретимся с царем по имени Саул и молодым пастушком, которого зовут Давид. Б части второй мы снова встретимся с царем и юношей. Но на этот раз старый царь — Давид, а молодой человек — Авессалом.
Рассказ является портретом (может, вам захочется назвать его эскизом или очерком} покорности и власти в Божьем Царстве.
Погас свет. Актеры заняли свои места. Зал затих. И вот, поднимается занавес.
Наш рассказ начался.
Пролог
Всемогущий живой Бог повернулся к Гавриилу. «Пойди, возьми две доли Моего естества. Там ждут две судьбы. Каждой из них дай по одной составляющей Меня Самого.»
Неся два ярких, пульсирующих огня Жизни, Гавриил открыл дверь в пространство между двумя вселенными и исчез. Он ступил в Аллею Неродившихся Судеб.
«У меня здесь две составляющих Божьего естества. Первая — внешнее облачение Его сути. Когда ты одет в него, оно облекает тебя дыханием Божьим. Как вода окружает находящегося в море, так и дыхание Его Самого объемлет тебя. С ним, облачающим ветром, ты примешь силу—силу поражать армии, постыжать врагов Божьих и выполнять Его работу на земле. Это дар Божьей силы. Это погружение в Дух.»
Одна судьба вышла вперед: «Эта доля для меня.»
«Верно,»—ответил ангел. «И помни: получившего такую огромную силу будут знать многие. Прежде чем закончится твое земное странствование, станет известен твой истинный характер, эта сила обнажит его. Такова судьба всех наделенных этой долей, ибо она касается только внешнего человека, ни на йоту не влияя на внутреннего. Эта сила или явит внутренние источники, или покажет, что их нет.
Приняв свою судьбу, первый сделал шаг назад. Гавриил вновь заговорил.
«Вот второй элемент Живого Бога. Это не дар, а наследие. Дар человек носит снаружи. Наследие помещается глубоко внутри — как семя. И все же, хоть и маленькое, оно взрастает и со временем заполняет всего внутреннего человека».
Другая судьба выступила вперед. «Я полагаю, этот элемент для меня в моем земном странствовании,»
«Правильно,» — снова ответил ангел. «Я должен сказать, что тебе дана славная вещь, единственный элемент во всей вселенной, известный Богу и ангелам, способный изменять человеческое сердце. И все же, даже он не сможет выполнить своей задачи и заполнить все внутреннее существо, если не соединится с нужными компонентами. Он смешивается с болью, обильно сдабривается горем и подвергается давлению.»
Принявший вторую судьбу ступил назад.
Рядом с Гавриилом сидел ангел-писарь. Он старательно внес в книгу запись о двух судьбах. «И кем станут эти судьбы, когда войдут в двери видимой вселенной?» — спросил писарь.
Гавриил ответил мягко: «Каждый в свое время станет царем.»
Часть первая
Глава І
Младший сын в любой семье отличается двумя чертами: его считают как испорченным, так и мало сведущим. От него многого не ждут, Неизбежно, он проявляет меньше черт лидера, чем другие дети в семье, Он никогда не ведет, он — ведомый, поскольку у него нет никого моложе, на ком можно практиковать лидерство.
Так ведется в наши дни. Также было и три тысячи лет назад в деревне, называемой Вифлеем, в семье с восемью мальчиками. Семь первых сыновей Иессея работали вблизи отцовской фермы. Младшего отправили в горы пасти маленькую семейную отару.
В своих пасторальных прогулках младший сын всегда имел при себе две вещи: пращу и маленький музыкальный инструмент, напоминающий собой гитару. На богатых горных плато, где овцы днями пасутся на одном уединенном лугу, у пастуха свободного времени в изобилии. Но с течением времени, когда дни стали неделями, юноша начал скучать. Чувство одиночества, всегда бродившее внутри него, выросло. Он часто плакал. И много играл на своей арфе. У него был хороший голос, так что он еще и пел. Когда это переставало утешать его, он собирал горку камней и один за другим запускал их в удаленное дерево с чувством, сродни ярости.
Когда кучка таяла, он шел к пораженному дереву, собирал свои камушки и определял еще одного лиственного врага на еще большем расстоянии. Он вступал во множество таких поединков.
Еще этот воин-певец-пастух любил своего Господа. Ночью, когда все овцы спали, он сидел, уставившись на умирающий огонь, и, поигрывая на арфе, разражался сольным концертом. Он пел древние гимны о вере своих праотцев. Когда он пел, он плакал, а когда он плакал, у него часто вырывалась забытая хвала и лилась, пока дальние горы не подхватывали ее вместе с его слезами и не передавали еще выше, откуда она в итоге возносилась к Богу.
Когда он не пел хвалы и не плакал, он обихаживал всех до единой своих овечек. Когда он не был занят ими, он запускал камни из своей неразлучной пращи до тех пор, пока они не попадали точно туда, куда он их посылал.
Однажды, когда он во все легкие пел Богу, ангелам, овцам и проплывающим облакам, он заметил живого врага: огромного медведя! Давид бросился вперед. Оказалось, оба они яростно двигались к одной и той же цели — ягненку, питавшемуся у стола с богатой зеленой травой. Юноша и медведь остановились на полпути и обернулись, став друг против друга. Инстинктивно отыскивая в кармане камень, молодой человек осознал: «Да я вовсе и не боюсь.»
Тем временем коричневая молния на мощных мохнатых лапах с бешенством разрядилась в него. Движимый силой юности он послал камень в кожу, и тут же обточенная водой галька, просвистев в воздухе, встретила разряд.
Несколько мгновений спустя, уже не столь и молодой, как минуту назад, человек подобрал маленькую овечку и сказал; «Я – твой пастырь, а Бог – мой.»
И вот, поздно вечером он облек дневную сагу в песню. Он вновь й вновь возносил ту песню небесам, пока все ангелы, имеющие уши, не выучили мелодию и слова. Они, в свою очередь, стали хранителями этой дивной песни и передавали ее как целебный бальзам всем сокрушенным сердцем в грядущих веках
Глава II
Вдали кто-то бежал. Фигура приближалась к нему. Она выросла и оказалась его братом.
«Беги!» — кричал брат. «Беги изо всех сил. Я присмотрю за стадом.»
«Зачем?»
«Старик, мудрец. Он хочет видеть всех восьмерых сыновей Иессея, и он видел всех, кроме тебя.»
«А зачем?» «Беги!»
Давид побежал. Остановился перевести дыхание. Пот лился по его загорелым щекам, красное лицо сливалось с рыжими вьющимися волосами, когда он вошел в дом своего отца, глазами отмечая все в поле зрения.
Самый младший сын Иессея стоял высокий и сильный, но только в глазах загадочного старика, а не остальных в комнате. Родня не всегда замечает, когда человек вырос, даже когда смотрит прямо на него. Старик видел. И еще кое-что тоже. Каким-то образом старик знал то, что знает Бог.
Бог проверил все дома в царстве один за другим в поисках чего-то, очень особенного.
В результате проверки Господь Бог Всемогущий обнаружил, что этот трубадур любил своего Господа больше, чем кто-либо другой на всей священной земле Израиля.
«На колени,» — сказал бородатый с седыми волосами до пояса. Почти по-царски для человека, никогда не бывавшего в этом положении раньше, он преклонил колени и почувствовал, как на его голову и по лицу течет елей. Где-то в потаенном месте разума с пометкой «информация детства» всплыла мысль: «Это то, что делают для посвящения на царство. Самуил делает меня . . . кем?»
Еврейские слова были безошибочны. Даже дети знали их.
«Вот помазанник Божий!»
Вот это день в жизни юноши, скажете вы. Тогда, не находите ли вы странным, что это самое замечательное событие привело юношу не к трону, а к десяти годам адских мук и страданий? В тот день Давид был зачислен не в царский род, а в школу сокрушенности.
Самуил ушел домой. Сыновья Иессея, за исключением одного, пошли па войну. Младший, еще не зрелый для войны, получил, тем не менее, продвижение в доме своего отца … из пастухов в разносчики. Теперь его новой работой было носить братьям пищу на линии фронта. Он делал это регулярно.
В один из таких визитов на передовую он убил еще одного медведя, точно таким же образом, как и первого. Этот медведь был, однако, девяти футов роста и человеческого происхождения. В результате этого необыкновенного подвига, молодой Давид оказался народным героем.
А со временем он оказался в замке бешеного царя. И в условиях, таких же безумных, как и сам царь, юноше предстояло узнать многие жизненно необходимые вещи.
Глава І І І
Давид пел бешеному царю. Часто. Казалось, музыка сильно помогала старику. И па всему
замку, когда Давид пел, все останавливались в коридорах дворца, и, прислушиваясь к звукам в царской палате, дивились. Как такой молодой человек пришел к столь чудным словам и музыке?
Казалось, самой любимой у всех была песня, которой он научился от маленького ягненка. Люди, как и ангелы, любили в этой песне все до последней ноты.
Однако, царь был бешеным, и поэтому завидовал. Или все наоборот? В любом случае, царь чувствовал угрозу от Давида, что часто происходит с царями, когда в их царстве есть любимый всеми перспективный юноша. А также, царь, как и Давид, знал, что однажды этот мальчик просто займет его место.
Но взойдет ли Давид на трон честным путем или обманным? Саул не знал. Этот вопрос — один из того, что сводило царя с ума.
Давид попал в очень неудобное положение; однако в своей ситуации он, казалось, глубоко вникал в суть разворачивающейся вокруг него драмы. Казалось, он понимал нечто такое, что понимали лишь немногие из мудрейших того времени. То, что даже в наши дни, когда люди еще мудрее, понимают еще меньше.
Что же это было?
У Бога не было, но Он очень, хотел иметь людей, которые жили бы с болью.
Богу нужен был сокрушенный сосуд.
Глава IV
Бешеный царь видел в Давиде угрозу своему царству. Казалось, царь не понимал, что следует оставить Богу решать, какому царству устоять и против какой угрозы. Не зная этого, Саул делал все, что делают бешеные цари. Он кидал копья в Давида. Ему можно. Он царь. Царям можно делать такие вещи. И они почти всегда делают. Цари считают, что у них есть право бросаться копьями. Все знают, у таких людей есть такое право. Все знают это очень, очень хорошо. Откуда? От того, что царь им так говорил — много, много раз.
Возможно ли, что этот бешеный царь был настоящим царем, даже Божьим помазанником?
А что твой царь? Божий ли он помазанник? Может быть. А может быть и нет. Никто никогда не может знать этого наверняка. Люди говорят, что знают. Даже наверняка. Но они не знают. Бог знает. Но Он не говорит.
Если твой царь и вправду Божий помазанник, и если он тоже швыряет копья, тогда есть то, что ты можешь знать, и знать наверняка:
Твой царь точно бешеный.
И он царь по роду Царя Саула.
Глава V
У Бога есть университет. Небольшой. Немногие поступают, еще меньше заканчивают. Воистину очень, очень немногие.
Бог держит эту школу, потому что у него нет сокрушенных людей. Вместо этого у него есть несколько других типов людей. У Него есть люди, которые заявляют, что они — Божья власть, и таковыми не являются; люди, которые считают, что они сокрушены, и таковыми не являются. И люди которые являются Божьей властью, но они бешеные и несокрушенные. И есть у Него, к сожалению, целая палитра промежуточной смеси. Всего этого у Него в избытке; но сокрушенных людей почти нет.
Почему так мало учащихся в Божьей священной школе покорности и сокрушенности? Потому что всем, кто в этой школе, приходится переносить много боли. И как вы можете догадаться, количество боли часто определяет несокрушенный правитель (которого Бог выбирает по Своей воле). Давид был однажды учащимся в этой школе, а Саул был Богом, избранным инструментом для крушения Давида.
Пока царь рос в бешенстве, Давид рос в понимании. Он знал, что Бог поместил его в царский дворец под настоящую власть. Власть царя Саула — настоящая? Да, Богом избранная власть. Избранная для Давида. Несокрушенная власть, да. Но Богом назначенная, тем не менее.
Да, это возможно.
Давид вздохнул, покорился своему бешеному царю, и двинулся дальше по тропе своего земного ада.
Глава VI
У Давида был вопрос: Что делать, когда в тебя метают копья?
Не кажется ли вам странным, что Давид не знал ответа на свой вопрос? В конце концов, любой знает, что делать, когда в него бросают копья. Что ж еще — подбирай копье и кидай назад!
«Когда кто-нибудь кинет в тебя копье, Давид, просто выверни его из стены и кинь назад. Так делают абсолютно все, можешь быть уверен.»
Этим маленьким подвигом возврата кинутых копий ты докажешь многое: Ты мужественен. Ты стоишь за правду. Ты смело противостоишь злу. Ты крепок и тобой нельзя помыкать. Ты против несправедливости и нечестного обращения. Ты — защитник веры, хранитель огня, распознаватель ереси. Ты не дашь причинить себе зло. Все вместе эти качества доказывают также, что ты, очевидно, кандидат на царство. Да, может быть ты и есть Божий помазанник.
По роду царя Саула.
Есть также возможность, что спустя каких-нибудь 20 лет после коронации, ты станешь самым невероятно искусным метателем копий во всем царстве. И, вероятнее всего, к тому времени…совершенно бешеным.
Глава VII
В отличие от всех других в истории метания копий Давид не знал, что делать, когда в него кидали копья. Он не метал копья Саула назад в него. И не делал собственных, чтоб бросать в него. Что-то было в Давиде, отличающее его. Все, что он делал — лишь уклонялся.
Что может человек, особенно молодой, сделать, если царь задумает использовать его в качестве мишени? Что, если он задумает не отвечать на комплимент?
Прежде всего он должен притвориться, что он не видит копий. Даже если они летят прямо в него. Во-вторых, он должен научиться уворачиваться очень быстро. И, наконец, он должен вести себя так, будто совсем ничего не случилось.
Легко определить, когда человека задело копьем. Он покрывается густой тенью обиды. Давида никогда не задевало. Со временем он узнал один скрытый от всех секрет. Он обнаружил три вещи, которые всегда спасали от попадания в него.
Один – никогда не учись модному и легко овладеваемому искусству метания копий.
Два – сторонись общества всех метателей.
И три – держи свой рот на замке.
При этом копья никогда не заденут тебя, даже если пройдут через сердце.
Глава VIII
«Мой царь взбесился. По крайней мере, выглядит так. Что мне делать?»
Прежде всего, признай этот непреложный факт: ты не можешь сказать (никто не может), кто есть Божий помазанник, а кто нет. И некоторые цари, о которых все будут клясться, что те по роду царя Саула, на самом деле по роду Давида. А другие, о которых все клянутся, что те по роду Давида, на самом деле принадлежат к роду царя Саула. Кто прав? Кто может знать? Какой голос слушаешь ты? Нет мудреца способного решить эту головоломку. Все, что мы можем делать, это ходить и задавать себе вопрос:
«Является ли этот человек Божьим помазанником, и если да, по роду Саула ли он?»
Запомни это вопрос хорошенько. Тебе, возможно, придется задавать его себе 10000 раз. Особенно, если ты – житель царства, царь в котором, просто, может сошел с ума.
Может показаться, что задавать этот вопрос несложно. Но это не так. Особенно, когда ты сильно плачешь … и уворачиваешься от ударов … и испытываешь искушение послать копье назад … а другие подталкивают тебя сделать именно так. И твоя рассудительность, трезвость и логика, и разум,
и здравый смысл соглашаются. Но запомни в своих слезах: ты знаешь только вопрос, но не ответ.
Ответа не знает никто, Кроме Бога. А Он никогда не скажет.
Глава IX
«Мне не понравилась эта последняя глава. Она обошла проблему. Я в положении Давида, и это мука. Что делать, если царством, в котором я живу, управляет царь – копьеметатель? Уйти? Если да, то как? Просто, что делать человеку в разгар состязания по бросанию ножей?»
Ну, если тебе не понравился вопрос в последней главе, то тебе не понравится и ответ в этой.
Ответ таков: «Дождаться, пока тебя не забьют до смерти».
«Какая необходимость в этом? Или какая от этого польза?»
Ты смотришь не на того царя Саула. Пока ты будешь смотреть на своего царя, ты будешь винить его и только его за тот ад, в котором ты находишься. Будь осторожен, потому что Бог устремил Свои глаза на другого царя Саула. Не на того, видимого, наверху, бросающего в тебя копья. Нет, Бог смотрит на другого царя Саула. Столь же плохого, а то и хуже.
Бог смотрит на царя Саула в тебе.
«Во мне?!»
Саул у тебя в крови, в мозге твоих костей. Из него состоит сама плоть и мышцы твоего сердца. На нем замешана твоя душа. Он живет в ядре твоих атомов.
Царь Саул и ты — едины. Ты — царь Саул!
Он дышит в легких и бьется в груди каждого из нас. Есть только один путь избавиться от него. Он должен быть уничтожен.
Вам это, может, будет не особенно приятно, но по крайней мере теперь вы знаете, почему Бог поставил над вами кого-то, кто только возможно является царем Саулом.
Давид, пастух, вырос бы царем Саулом Вторым, если бы Бог не вырезал Саула из сердца Давида. Операция, между прочим, заняла годы и была жестоким испытанием, чуть не убившим пациента. И каким же скальпелем и пинцетом пользовался Бог для удаления этого внутреннего Саула?
Бог пользовался Саулом внешним.
Царь Саул мечтал уничтожить Давида, но преуспел лишь в том, что стал слугой Богу в умерщвлении Саула, скитающегося в пещерах Давидовой души. Да, это правда, Давид был практически уничтожен в процессе, но так и должно было быть. Иначе, Саул в нем выжил бы.
Давид принял свою судьбу. С распростертыми объятиями он принял жестокие обстоятельства: без сопротивления, не подняв руки. И даже не рисовался своим благочестием. Молча, в одиночестве он переносил суровые испытания. Рана его от этого была глубока. Все его внутреннее существо было изувечено. Личность его изменилась. Когда кровопролитие закончилось, Давида нельзя было узнать.
Вас не удовлетворил вопрос в предыдущей главе? Тогда вам, наверно не понравился и ответ в этой.
Никому из нас не нравится. Кроме Бога.
Глава X
Как человек узнает, что пришло, наконец, время оставить Божьего помазанника — особенно Божьего помазанника по роду царя Саула?
Давид никогда не принимал такого решения. За него это сделал Божий помазанник. Все решил царский указ. «Загоните его, убейте его как собаку!» Только тогда Давид ушел. Нет, он бежал. Даже тогда он не говорил ни слова, не поднимал руки на Саула. Пожалуйста, отметьте также, что, уходя, он не расколол царства. Он не забрал с собой половины населения. Он ушел один.
Один. Совсем один. Царь Саул Второй никогда так не поступает. Он всегда берет тех, кто «настаивает на том, чтобы пойти вместе.»
Да, люди действительно настаивают, чтобы уйти с вами, ведь так? Они хотят помочь вам основать царство Саула Второго.
Такие люди никогда не отваживаются уходить по одиночке. Но Давид ушел один. Понимаешь, настоящий Божий помазанник может уйти один. Есть только один способ уйти из царства: уйти одному.
Совсем одному.
Глава XI
Пещеры — не идеальное место для укрепления морального духа. В каких бы пещерах ты ни жил, все они чем-то схожи. Темно. Сыро. Холодно. Затхло. А когда ты ее единственный обитатель, пещера становится еще хуже … и издалека доносится лай собак
Но иногда, когда собаки и охотники были далеко, гонимый ими пел. Он начинал тихо, затем возвышал голос и пел песню, которой он научился от маленького ягненка. Пещерные стены отражали каждую ноту точно так, как когда-то это делали горы. Музыка стекала вниз, в глубину пещерной тьмы, и вскоре эхо превращало ее в хор, вторящий ему.
Но теперь у него не было даже того малого, что он имел, будучи пастухом: ни арфы, ни солнца, ни даже компании овец. Воспоминания о дворе ушли. Самая великая из амбиций Давида теперь была не выше пастушьего посоха. Все было выжато из него.
Он много пел.
И каждая нота его сопровождалась слезой. Не правда ли, странно, что рождается в страдании?
Там, в пещерах, утонув в печали своей песни и в песне своей печали, Давид стал величайшим из всех когда-либо известных миру писателей гимнов и величайшим утешителем разбитых сердец.
Глава XII
Он бежал — через болотистые поля, по скользким берегам рек. Иногда собаки подходили близко; иногда даже обнаруживали его. Но быстрые ноги, реки и ямы с водой спасали его. Он добывал себе пищу в полях, рыл корни у дороги, спал на деревьях, прятался в оврагах, пробирался через тернии и грязь. Целыми днями он бежал, не отваживаясь остановиться или поесть. Он утолял жажду дождем. Полуголый, весь в грязи, он шел и шел, спотыкался и полз, цепляясь за землю ногтями.
Пещеры теперь были дворцами. Ямы — домом.
Ушли те времена, когда матери говорили своим детям, если те не будут себя хорошо вести, то закончат как городские пьяницы. Больше так не говорили. Появилась новая история, лучше и страшнее. «Будь хорошим, не то закончишь как тот победитель великана.»
В Иерусалиме, когда учили покорности царям и почтению Божьих помазанников, Давид был притчею во языцех. «Вот что Бог делает с мятежниками.» Молодые слушатели вздрагивали при этой мысли и угрюмо решали никогда не иметь ничего общего с мятежом.
Так было тогда, так есть сейчас, так будет всегда.
Законничество — слово не из словаря беглецов. Тем не менее, они очистили свою внешнюю жизнь. И постепенно их внутренняя жизнь тоже начала изменяться.
Они не боялись покорности или власти; они и не думали на эту тему, еще меньше обсуждали ее. Почему тогда они шли за ним? Вообще-то, они не шли. Просто он был … ну … Давидом. Это не требовало объяснений.
И, таким образом, впервые за обе попытки родилось настоящее царство.
Глава XIV
«Почему, Давид, почему?»
Местом действия была еще одна безымянная пещера.
Вокруг беспокойно толклись люди. Медленно и с большим трудом они начали успокаиваться. Все были в замешательстве, как и Иоав, который, наконец, и произнес возникшие у них вопросы.
Иоав хотел каких-нибудь ответов. Сейчас!
Давид должен был бы смутиться или начать оправдываться. Ни того, ни другого. Он смотрел сквозь Иоава так, как человек рассматривает иной мир, который может видеть только он.
Иоав подошел и встал прямо перед Давидом, и, смотря сверху вниз, обрушил на него все свое недоумение.
«Сколько раз он покушался на тебя в своем дворце! Я своими глазами видел, как он бросал в тебя копья. Наконец, ты сбежал. Уже годы как ты — заяц для его охоты. Более того, весь мир верит его клевете на тебя. И вот он, сам царь, пришел обыскать все пещеры, ямы и канавы на земле, чтоб найти тебя и убить как собаку. Но сегодня он был у тебя на конце своего собственного копья, и ты ничего не сделал!
«Посмотри на нас. Мы снова звери. Менее, чем. час назад, ты мог освободить нас всех. Да, мы все могли бы быть свободны прямо сейчас! Свободны! И Израиль тоже. Он был бы свободен. Почему, Давид, почему ты не покончил с этими годами нищеты?»
Долгая тишина. Люди вновь неловко зашевелились. Они не привыкли видеть, как Давида упрекают.
«Потому что,» — сказал Давид очень медленно (и с мягкостью, которая как бы говорила: «Я слышал, что ты спросил, но не как ты спросил»),— «потому что когда-то, очень давно, он не был бешеным. Он был молодым. Он был великим. Великим в глазах Бога и людей. Ведь это Бог сделал его царем — Бог, не люди.»
Взорвавшись, Иоав выпалил: «Но сейчас-то он бешеный. И Бог оставил его. И, Давид, он все же убьет тебя!»
На этот раз ответ Давида полыхнул огнем.
«Пусть лучше он убьет меня, чем я научусь у него. Пусть лучше он убьет меня, чем я стану таким, как он. Я не буду заниматься тем, что вызывает бешенство в царях. Я не буду ни метать копья, ни растить ненависть в своем сердце. Мстить я не буду. Ни сейчас. Ни потом!»
Иоав не мог переварить такой бессмысленный ответ. Он с шумом вылетел во тьму.
В ту ночь люди легли спать на холодных мокрых камнях, ворча по поводу извращенных мазохистских взглядов своего вождя на отношение к царям, в особенности, бешеным.
Ангелы тоже легли спать в ту ночь и грезили в сиянии прошедшего редкого, редкого дня, что Бог еще сможет дать Свою силу достойному сосуду
Глава XV
Что за человек был Саул? Кем был тот, кто сделался врагом Давида? Божий помазанник. Спаситель Израиля. И все же, его помнят, главным образом, за его бешенство.
Забудь плохое. Оставь едкую критику. Забудь его репутацию. Посмотри на факты. Саул был одной из величайших фигур в истории человечества. Он вырос на ферме, настоящий деревенский ребенок. Он был высок, привлекателен и любим.
Он был крещен Святым Духом.
К тому же, он был родом из хорошей семьи; то есть, в его родословии было несколько великих исторических фигур всего человечества: Авраам, Израиль, Моисей. Это были его предки.
Помните историю? Авраам основал народ.
Моисей освободил этот народ из рабства.
Иисус Навин дал этим людям ступить на землю, которая была обещана им Богом. Судьи удерживали все от развала до полного хаоса. Тогда-то и появился Саул. Именно Саул взял этих людей и спаял их в единое царство.
Саул объединил народ и основал царство. Немногие люди совершали такое. Он соткал армию из воздуха. Он побеждал в битвах Божьей силой, поражал врага вновь и вновь, как делали немногие. Помните это и помните то, что на этом человеке был Святой Дух. Более того, он был пророком. Дух сходил на него с силой и могуществом. Он делал и говорил беспрецедентные вещи, и все силой Духа, пребывавшего на нем.
Он был всем тем, чем люди сегодня хотят быть … облечен силою Святого Духа … способный делать невозможное … для Бога. Вождь, избранный Богом, с силой от Бога.
Саулу была дана власть, которая есть только у одного Бога. Он был Божьим помазанником, и Бог обращался с ним именно так.
А также, он был съедаем завистью, способен на убийство и не прочь жить в духовной тьме.
Есть ли мораль в этих противоречиях? Да, и она разобьет вдребезги многие из ваших представлений о власти, о великих людях под Божьим помазанием и о Самом Боге.
Многие люди молятся о Божьей силе. С каждым годом все больше. Эти молитвы звучат мощно, искренне, благочестиво и бескорыстно. Однако за этой молитвой и рвением кроется честолюбие, жажда славы и желание быть признанным духовным гигантом. Человек, молящийся об этом, может даже не знать этого, но эти темные мотивы и желания, тем не менее, у него в сердце … в твоем сердце
Даже когда люди молятся об этом, внутри они пустые. Внутренний духовный рост незначительный. Молитва о силе — быстрый и короткий путь в обход внутреннего роста.
Существует огромная разница между внешним облачением силы Духа и внутренним наполнением жизнью Духа. В первом, несмотря на силу, скрытый человек сердца может остаться неизмененным. В последнем, над этим монстром совершается работа.
Интересное о Боге. Он слышит все эти просьбы о силе, эти пламенные молитвы от молодых людей (в любом поколении) и Он отвечает на них! Очень часто Он удовлетворяет эти просьбы о силе, власти. Иногда, отвечая на них, Он говорит «да» некоторым очень – недостойным сосудам.
Он наделяет недостойных людей силой? Своей силой? Даже если они внутри — груда мертвых костей?
Почему Бог делает такое? Ответ простой и в то же время шокирующий. Иногда Он наделяет недостойные сосуды большей силой, чтобы со временем обнажить для всеобщего обозрения истинное состояние внутренней наготы в этом человеке.
Поэтому подумайте еще раз, когда заслышите купца силы. Помните: Бог иногда дает силу людям без видимых причин. Человек может жить в самом, грубом из грехов, а внешний дар при этом будет по-прежнему действовать совершенно. Дары Бога, данные однажды, отозвать нельзя. Даже при наличии греха. Более того, некоторые люди, живущие такой жизнью, являются помазанниками Божьими … в Божьих глазах. Саул был живым доказательством этого факта.
Дары назад не отбирают. Ужасно, правда?
Если ты молод и никогда не видел этого, будь уверен: когда-нибудь в ближайшие 40 лет ты это увидишь. Высокоодаренные и очень сильные люди . . . признанные вождями в Божьем Царстве, творят очень темные и безобразные дела.
Что нужно этому миру: одаренные люди, наделенные внешней силой? Или сломленные люди, внутренне преобразованные?
Не забывайте, что некоторые из людей, которым была дана сама Божья сила, поднимали армии, поражали врага, совершали великие дела Божьи, проповедовали и пророчествовали с несравнимой силой и красноречием . . . и метали копья, и ненавидели других людей, и нападали на других, и замышляли убийства, и пророчествовали голыми, и даже обращались к колдуньям.
Глава XVI
«Вы все же не ответили на мой вопрос. Человек, под которым я сижу: я считаю, он царь Саул. Как узнать наверняка?»
Нам не дано знать. И помни: даже Саулы — часто Божьи помазанники.
Понимаешь, всегда найдутся люди — везде, во все века, в любой группе — которые встанут и скажут тебе: «Тот человек по роду царя Саула.» В то время как другой, столь же уверенно встанет заявить: «Нет, он Божий помазанник по роду Давида.» Никто не знает па самом деле, который из двух прав. И если тебе случится с балкона наблюдать этих двух людей, орущих друг на друга, ты, возможно, задумаешься, к какому роду, если это вообще уместно, они принадлежат.
Помни, твой вождь может быть Давидом. «Это невозможно!»
Разве? Большинство из нас знает, по крайней мере, двух людей, которые были в родословии Давида, которые были прокляты и распяты людьми. Людьми, которые были уверены, что те, которых они распинают, не Давиды.
И если тебе не известны два таких случая, то один ты знаешь наверняка.
Те из нас, которые пошли в Саулов, часто распинают Давидов среди нас.
Кто, тогда, может знать, кто — Давид, а кто — Саул?
Знает Бог. Но Он не скажет.
Будешь ли ты насколько уверен в том, что твой царь — Саул, а не Давид, что пожелаешь занять место Бога и пойти войной против своего Саула? Если так, то позволь поблагодарить Бога за то, что тебя не было в дни Голгофы.
Что же тогда ты можешь сделать? Очень мало. Возможно ничего.
Однако, течение времени (и поведение твоего вождя пока время течет) раскрывает о нем очень много.
А также, течение времени, и то, как ты реагируешь на этого вождя — будь он Давид или Саул — раскрывает очень много о тебе.
Глава XVII
Спустя два поколения после правления Саула некий молодой человек с энтузиазмом вступил в ряды Израильской армии под предводительством нового царя, правнука Давида. Вскоре до него стали доходить легенды о славных храбрецах Давида. Он твердо решил узнать, не остался ли один из тех , храбрых случайно в живых, и если да, то найти его и поговорить с ним, хотя по подсчетам такому человеку должно было быть более ста лет от роду.
Наконец, он обнаружил, вполне достоверно, что один такой человек был все еще жив. Разузнав о нем, юноша поспешил к его жилищу. С волнением, если не с колебанием, он постучал в дверь. Медленно она открылась. За ней стоял человек-великан, седой … нет, беловласый … и очень морщинистый.
«Вы, сударь, один из храбрецов Давида из далекого прошлого, один из тех, о ком мы так много слышали?»
Старик долго осматривал лицо юноши, его черты, мундир. Затем древним, но твердым голосом он отвечал, не отводя взгляда с лица молодого человека.
«Если ты спрашиваешь, я ли бывший вор и пещерный житель, и тот, кто шел за истеричным беглым плаксой, то да. Я был одним из «храбрых Давида.»
Он распрямил плечи при этих последних словах, но все же закончил предложение, усмехнувшись.
«Почему Великий Царь звучит у вас как слабак? Разве он не был величайшим из всех правителей?»
«Он был не слабаком,» — сказал старик. Затем, оценивая мотивы, приведшие юношу к его двери, он ответил мудро и мягко: «Но и великим вождем он не был.»
«Что же тогда, милостивый сударь? Потому что я пришел узнать про Великого Царя и его . . . э-э-э . . . храбрецов. В чем же было величие Давида?»
«В тебе, я вижу, честолюбие юности,» — сказал старый воин. «Чую, ты мечтаешь сам повести людей однажды.» Помолчав, он продолжил задумчиво: «Да, я расскажу тебе о величии моего царя, но мои слова могут удивить тебя.»
Глаза старика наполнились слезами, когда он подумал сначала о Давиде, а потом о безрассудном молодом царе, совсем недавно коронованном.
«Я расскажу тебе о моем царе и его величии.»
«Мой царь никогда не угрожал мне, как ваш. Ваш новый царь начал свое правление с законов, правил, инструкций и запугиваний. Самое яркое воспоминание, оставшееся у меня о моем царе, когда мы жили в пещерах, это то, что его жизнь была покорностью. Да, он показывал мне покорность, не власть. Он учил меня не быстрым мерам правил и законов, а искусству терпения. Именно это изменило мою жизнь. Законничество есть ни что иное, как попытка начальствующего избежать страдания.
«Правила были изобретены старейшинами, чтоб они могли пораньше ложиться спать! Люди, твердящие о власти, только доказывают, что у них ее нет. А цари, произносящие речи о покорности, только выдают страх в своих сердцах: они не уверены, являются ли они истинными вождями, посланными Богом. И они живут в смертельном страхе восстания.
«Мой царь не говорил о подчинении ему. Он не боялся восстания . . . потому что . . . потому что его не волновало свержение с трона!
«Давид научил меня проигрывать, а не побеждать. Давать, а не брать. Он показал мне, что вождю, а не ведомому достаются неудобства. Он ограждал нас от страданий, а не раздавал их нам.
«Он научил меня, что власть уступает восстанию, особенно, когда это восстание не опаснее простой незрелости, а то и глупости.» Старик очевидно вспоминал какие-то напряженные, а, может, и смешные эпизоды в пещерах.
«Нет,» — сказал он, на этот раз с оттенком красноречия в голосе,— «власть от Бога не боится бросающих ей вызов, не оправдывается и ни капли не волнуется о свержении с трона.
«В этом и было величие Вели … настоящего царя.»
Старик собрался уходить. Гнев и царственность проступали в его манере держаться, когда он повернулся. Затем он еще раз обратился к юноше, прогремев последним залпом: «А о том, была ли у Давида власть: люди у которых ее нет, говорят о ней все время. Покорись, подчинись — только и слышно. У Давида была власть, но я не думаю, что этот факт когда-либо приходил ему в голову! Нас было 600, отнюдь не паинек, с вожаком, который много плакал. Вот и все, кем мы были!»
Это были последние слова, которые молодой солдат услышал от старого воина. Тихо выскользнув на улицу, он задумался, будет ли он когда-нибудь вновь счастлив, служа Реховоаму.
Глава XVIII
Итак, после изучения истории Саула и Давида, чувствуешь пришедшую помощь? Что такое? Теперь ты уверен, что человек, под которым ты находишься, не истинно от Бога … или если он от Бога, то он, в лучшем случае, только Саул? Боже, как уверены мы, смертные … в том, что даже ангелы не знают.
Можно спросить тебя тогда, что ты собираешься делать с этим свежеприобретенным знанием? Да, я знаю, ты сам ни Саул, ни Давид … а просто крестьянин из царства. Ты все же собираешься поделиться своими новыми находками с немногими друзьями? Понятно. Возможно, тогда мне следует предупредить тебя, что за опрометчивостью этого нового твоего знания кроется опасность. Странная мутация может произойти в твоем собственном сердце. Понимаешь, это возможно … но постой!
Что это я вижу вон там? Там! В той далекой дымке позади тебя. Повернись. Ты видишь? Что это за призрачная фигура пробирается сквозь туман? Кажется, я видел его раньше.
Посмотри получше. Разве мы не сможем разобрать, что он делает?
Похоже, он наклоняется над каким-то древним сундуком. Да, он открыл его.
Кто он такой? И что он все же делает?
Он вынул что-то из сундука. Это какая-то накидка. Ба, да он одевает ее! Эта штука сидит на нем прекрасно — спадает с его плеч, как мантия.
А теперь что? Он снова залезает в сундук. Я знаю, я видел этого человека где-то раньше. Что это он вынимает на этот раз? Щит? Нет, герб. Да, это герб какого-то древнего, давно забытого ордена. Он держит его, будто собирается сделать этот орден собственным! Кто этот человек? Манера держаться. Стойка. Осанка. Я видел это раньше. Я уверен.
А! Он вышел на свет. Сейчас мы увидим его ясно.
Это лицо. Неужели это ты?!
Да. Так. Это ты! Ты, который может так мудро определить присутствие недостойного Саула!
Пойди посмотри вон в то зеркало. Этот человек ты! Посмотри также на имя на гербе.
Смотри: АВЕССАЛОМ ВТОРОЙ!!!
Часть вторая
Глава XIX
«Смотри. Давид идет!»
Ослепительные улыбки, легкие усмешки, веселый смех.
«Смотри! Давид, да и только.»
Снова широкие ухмылки, приветственные взмахи рук при всеобщем тихом удовольствии.
«Это не Давид,» — воскликнул юноша своему опекуну, когда они проходили по улице. «Почему они так говорят? Этот человек не Давид!»
«Правильно, дитя. Это не Давид. Это всего лишь шествие Авессалома.»
«Почему его называют Давидом?» — мальчик спросил, оглядываясь через плечо на красивого человека в колеснице, перед которой бежали 50 человек.
«Потому что он напоминает нам всем Давида, когда тот был молодой. И потому, что мы все так рады, что есть такой прекрасный молодой человек, который займет место Давида однажды. А также, наверно, потому, что Авессалом еще красивее Давида. Возможно, он самый красивый; из всех живущих.»
«А Авессалом скоро станет царем? Сколько лет Давиду? Ему пора умирать?»
«Конечно, нет, мой мальчик. Давай посмотрим … сколько лет Давиду? Вероятно, столько же, сколько было Саулу, когда его правление подошло к концу.»
«Сколько лет Авессалому?»
«Примерно столько же, сколько было Давиду, когда Саул так яростно пытался его уничтожить.»
«Давид в возрасте Саула. Авессалом в возрасте Давида, когда тот только-только стал царем,» — размышлял мальчик. Некоторое время они шли молча. Мальчик, явно глубоко размышляя о чем-то, заговорил вновь.
«Саул притеснял Давида, да?» «Да, очень.»
«А Давид собирается также обращаться с Авессаломом? Будет ли Давид притеснять Авессалома?»
Опекун сделал паузу, чтобы обдумать вопрос, но ребенок продолжал: «Если Давид будет плохо обращаться с Авессаломом, будет ли Авессалом вести себя так же благородно, как Давид?»
«Дитя, будущее ответит наверняка. Боже мой, какие вопросы ты задаешь! Если ты вырастешь, и сможешь отвечать на них так же хорошо, как сейчас задаешь их, то ты будешь наверняка известен как самый мудрый человек на свете.»
Тут эти двое завернули в ворота дворца.
Глава XX
Твое сердце растаяло бы от знакомства с человеком, который видел все так ясно. Различающий. Да, это слово лучше всего определяло его — различающий. Он мог проникать в сердце любой проблемы.
Люди чувствовали себя уверенно, просто находясь рядом с ним. Они стремились быть с ним. Разговаривая с ним, они осознавали, что они сами мудрее, чем думали. Такое открытие льстило им. Когда он обсуждал проблему за проблемой, решение за решением, люди начинали мечтать о том дне, когда он станет их вождем. Он мог бы выправить столько неправильного. Он давал им чувство надежды.
Но этот впечатляющий, проницательный человек не будет никогда намеренно ускорять день своего воцарения. В этом они были уверены. Он был слишком кроток, слишком почтителен к вождю, находящемуся у власти. Все вокруг него начали немного расстраиваться, что им придется долго ждать до лучших дней правления этого человека.
Чем больше они сидели в его гостиной и говорили, тем больше они осознавали, что в их царстве есть неладное. Да-да, неладное, о чем они никогда и не думали раньше. И проблемы. На свет выходили проблемы, которые им и не снились. Да, они действительно росли в мудрости и проницательности.
С течением дней все больше и больше из них приходило послушать. Слово распространялось тихо. «Вот тот, кто понимает и у кого есть ответы.» Приходили обиженные. Они слушали и задавали вопросы. Они получали отличные ответы и начинали надеяться.
Головы кивали. Мечты рождались. Со временем стало больше таких собраний. Идеи превращались в истории, истории обид, которые другие сочли бы тривиальными. Но только не этот слушатель! Он был сострадателен. И пока все вокруг него говорили, обнаруженные обиды, казалось, росли в числе и жестокости. С каждой новой историей люди больше поражались несправедливостью, которая теперь, казалось, была угрожающей.
Но мудрый молодой человек сидел тихо и не добавлял ни слова к этому ропоту. Понимаешь, он был слишком благороден. Он всегда заканчивал вечерние разговоры кротким словом в защиту тех, на ком лежит ответственность …
Но было бы слишком ожидать, что человек может сидеть тихо вечно. Этот бесконечный парад обид был готов расшевелить даже самого почтительного человека. Даже чистые сердцем были бы поражены гневом. (А этот человек был, конечно, чистейший сердцем!)
Такой сострадательный человек не мог ни вечно отвращать свое лицо от этих страданий, ни вечно молчать. Такой благородный характер, как этот, должен был однажды проявить себя.
Наконец, его сторонники, наличие которых он клятвенно отрицал, почти разозлились. Их знание о неполадках царства не просто росло, а переполняло их. Все они хотели сделать что-нибудь с этими бесконечными обидами.
Наконец стало похоже, что этот великолепный молодой человек может уступить. В начале было только слово. Потом — фраза. Людские сердца затрепетали. Царило, если не радость, то веселье. Благородство, наконец, поднималось для дела. Но нет! Он предостерег их от неправильного понимания. Он был в печали, да. Но он не станет выступать против тех, кто занимает ответственные места. Нет, абсолютно нет. Как ни – велико недовольство, как ни оправдано. Он не станет.
Все же он печалился больше и больше. Было ясно, что некоторые известия доводили его до страдания. Наконец, его праведный гнев разразился в спокойных, взвешенных словах, полных силы. «Этого не должно быть.» Он стоял, сверкая глазами. «Если бы ответственность была на мне, я бы сделал вот что …»
И с этими словами загорелся мятеж. То есть, загорелся во всех, кроме одного. Только не в этом благороднейшем и честнейшем человеке.
В его сердце мятеж уже жил годами.
Глава XXI
«Мудрец!»
«Да.»
«Мудрец, можно тебя на минутку?»
«Ну, конечно. У меня много времени.»
«Ты только что пришел с собрания друзей в доме Авессалома?»
«Да, это так.»
«Ты не поделишься кое-какими впечатлениями о том, что там было?»
«Ты имеешь в виду общее представление об Авессаломе и его друзьях?»
«Да, это было бы здорово.»
«Ну, я встречал много людей подобных Авессалому. Много.»
«Что он из себя представляет?»
«Он одновременно и искренен, и честолюбив. Противоречиво, конечно, но справедливо, тем не менее. Вероятно, он говорит кое-что из того, что действительно думает. Но его честолюбие продержится долго после того, как он обнаружит свою неспособность осуществить обещанное. Исправление неверного всегда становится второстепенным при восхождении к власти».
«Прости, Мудрец, я не понимаю.»
«Два случая встают в моей памяти. На одном собрании, когда Авессалом отвечал на вопросы, он очень подчеркивал, что должно быть больше свободы в царстве. Всем это понравилось. «Люди должны идти только за Богом, а не за людьми,» — он сказал. «Люди должны делать только то, что, по их разумению, их ведет делать Бог. Мы должны следовать за Богом, а не за человеком.» Примерно такими были его слова.
«На другом собрании он говорил о великих откровениях, которые у него были о Божьем царстве —о великих достижениях, на которые способны люди. С другой стороны, он говорил о многих изменениях, которые бы он внес в управление царством. Хотя, казалось, он не заметил сам, но он излагал два совершенно несовместимых плана. Много перемен, больше свободы.
«Да, действительно, он напоминает мне многих других людей, которых я встретил за прошедшие годы.»
«Мудрец, кажется, я понимаю, что ты сказал, но не уверен, к чему ты ведешь.»
«Авессалом мечтает. Мечтает о том, что должно быть, о том, что будет: «Вот что я сделаю,» — говорит он. Но чтобы претворить эти мечты, он должен иметь поддержку народа. О, это то, что люди упускают из виду. Подобные мечты основываются полностью на том, что народ Божий пойдет за новым вождем, что все будут видеть так, как видит он. Такие люди не могут предвидеть проблем в своем будущем царстве. Возможно, народ захочет за ним последовать, а возможно и нет.
«Самое большее, Божий народ будет идти за вождем несколько дней. Они никогда не бывают долго ни с кем. В основном, люди делают то, что им приятно. Их можно остановить на некоторое время, чтобы сделать угодное другому, но ненадолго. Люди не хотят работать слишком усердно, даже если они следуют за Богом.
«Как поступит Авессалом, когда люди перестанут охотно идти за ним. Вот в чем вопрос.
«Видишь ли, нет царства без разногласий. Как известно, даже у Бога были свои критики на небесах. Все царства идут по ухабистому пути. И народ, особенно Божий, никогда не идет ни за одной мечтой в унисон. Нет, на исполнение всего сказанного им сегодня потребуется время. Не все захотят пойти. Будет ли он и тогда столь же решительно осуществлять свои мечты? Если да, тогда у Авессалома только один выход: диктатура. Или так, или он увидит немного, если увидит вообще, из своих великих мечтаний исполненным. Если же он станет диктатором, то, уверяю вас, в недалеком будущем появятся недовольные им, точно также как нынешним царем. Да, если Авессалом станет царем, скоро вы будете наблюдать новые собрания, подобные тому, с которого мы пришли сегодня … только с новыми лицами, новыми мечтами и планами на новый бунт, на этот раз против Авессалома! И когда Авессалом услышит о таком собрании и о разговорах про восстание, у него будет только один выход.»
«Что, ты считаешь, он сделает, Мудрец?»
«Мятежникам, взошедшим на трон с помощью восстания, не хватает терпения с другими мятежниками и их восстаниями. Когда Авессалом столкнется, с бунтом, он станет тираном. Он принесет зла в десять раз больше, чем сейчас он видит в твоем царе. Он раздавит восстание и будет править железной рукой …и страхом. Он уничтожит всю оппозицию. Это всегда является заключительным этапом бунтов высокого звучания. Таков будет путь Авессалома, если он захватит трон у Давида.»
«Но, Мудрец, разве некоторые восстания не приносили пользы, сбрасывая деспотов и тиранов?»
«О, да, некоторые. Но я напоминаю тебе: это конкретное царство отличается от всех других. Это царство состоит из Божьего народа. Это духовное царство. Подчеркиваю тебе, ни одно восстание не уместно в Царстве Божьем, и никогда оно не получит полного благословения.»
«Почему ты считаешь так, Мудрец?»
«По многим причинам. Одна очевидна. В духовной сфере человек, возглавивший восстание, уже доказал, что, как бы ни были грандиозны его слова, или какими бы ангельскими ни были его средства, у него беспринципный характер, склонность к недовольству и скрытые мотивы в сердце. Откровенно, он вор. Он создает неудовлетворенность и напряженность в царстве, а затем либо захватывает власть, либо разметает ее сторонников. Тех сторонников, которых он приобретает, он использует для основания своей власти. Такое вот жалкое начало, построенное на фундаменте восстания … Нет, Бог никогда не жалует разделения в Своем царстве».
«Я нахожу любопытным, что люди, считающие себя вправе раскалывать Божье царство, не находят в себе сил пойти еще куда-нибудь, в другие земли, чтобы поднять там совершенно новое царство. Нет, они должны украсть у другого вождя! Я не встречал исключений. Кажется, им всегда нужны, по крайней мере, несколько, заранее заготовленных сторонников».
«Начало в одиночку и голыми руками пугает лучших из людей. Это, также, красноречиво говорит о том, насколько уверены они, что Бог с ними. Каждое их слово, если на него посмотреть правильно, говорит об их неуверенности».
«Существует много земель: никому не принадлежащих и не разграбленных. Есть много людей в других местах, ожидающих настоящего царя, настоящего мужа Божьего. Я повторяюсь. (Есть те, которые говорят, что я часто повторяюсь.) Почему бы этим несостоявшимся царям и пророкам просто ни уйти тихо, в одиночку, и ни найти другой народ, в другом месте, и там построить царство, которое им грезится?»
«Люди, возглавляющие бунты в духовном мире — недостойные люди. Исключений нет. А теперь я должен идти. Я должен присоединиться к проходящему шествию.»
«Скажи мне, Мудрец, как твое имя?» «Мое имя? Я — История.»
Глава XXII
Давид стоял, глядя с балкона садовой террасы дворца. Огни домов Святого города мерцали под ним. Сзади подошел человек. Давид вздохнул и, не оборачиваясь, заговорил: «Да, Иоав, что такое?»
«Ты знаешь?»
«Я знаю,» — он ответил тихо.
«С каких пор ты знаешь?» – спросил Иоав с взволнованным удивлением.
«Несколько месяцев, лет, возможно десятилетие. Возможно, я знал все тридцать лет.»
Иоав не был уверен, после такого ответа, говорят ли они об одном и том же. Авессалому ведь было немногим более тридцати. «Господин, я говорю об Авессаломе,» — он сказал, немного колеблясь.
«И я тоже,» – сказал царь.
«Если ты знал так долго, почему ты не остановил его?»
«Я только что задавал себе этот вопрос.»
«Хочешь, я остановлю его за тебя?»
Давид вихрем обернулся к нему! Сомнение Иоава мгновенно разрешилось.
«Не смей! И не говори ему ни слова. И не осуждай его. И не позволяй никому другому обсуждать его или то, что он делает. И, тем более, не смей останавливать его.»
«Но разве он тогда не захватит царство?»
Давид снова вздохнул: мягко, медленно. Мгновение он колебался между слезами и улыбкой. Затем он слегка улыбнулся и сказал: «Да, возможно, так.»
«Что ты будешь делать? У тебя есть планы?»
«Нет. Никаких. Вполне откровенно, я не имею ни малейшего представления, что делать. Я сражался во многих битвах и повидал много осад. Обычно я знал, что делать. Но для данного случая у меня есть только опыт моей юности, из которого я могу почерпнуть что-нибудь. Тот путь, по которому я шел в то время, кажется мне лучшим и для данного момента.»
«И что это был за путь?»
«Не делать абсолютно ничего.»
Глава ХХШ
Давид вновь был один. Медленно, тихо, он разгуливал вдоль висячего сада. Наконец, он остановился и заговорил вслух сам с собою.
«Я ждал, Авессалом; ждал и наблюдал годами. Я спрашивал вновь и вновь: «Что в сердце этого юноши?» Теперь я знаю. Ты хочешь сделать неимоверное. Ты хочешь расколоть царство Самого Бога. Все остальное — болтовня.»
Мгновение Давид молчал. Затем, почти в ужасе, он заговорил, его голос притих. «Авессалом не боится расколоть Божье Царство»
«Теперь я знаю. Он ищет сторонников. По крайней мере, он их не отвергает! Хотя он кажется необыкновенно чистым и потрясающе благородным, тем не менее, он за раскол. Его сторонники растут, хотя он убедительно утверждает, что у него их нет.»
Долгое время Давид не говорил ничего. Наконец, со следами юмора в словах, он начал обращение к себе. «Хорошо, добрый царь Давид, один вопрос у тебя решен. Ты среди разделения и вполне можешь лишиться трона. Теперь ко второму вопросу.» Он сделал паузу, поднял руку и почти обреченно спросил себя: «Что ты будешь делать?»
«Царство на весах. Похоже, у меня два выбора: потерять все или стать Саулом. Я могу остановить Авессалома. Мне только нужно быть Саулом. В мои-то годы становиться Саулом? Чувствую, Сам Бог ожидает моего решения.
«Стать ли мне Саулом?» — он спросил себя снова, на этот раз вслух.
Голос сзади него ответил: «Добрый царь, он не был Давидом с тобой.»
Давид повернулся. Это был Авесса, который приблизился без объявления.
«Людное место эта терраса,» — язвительно заметил Давид.
«Господин?» — сказал Авесса.
«Ничего. Достаточно сказать, что без посетителей я сегодня не был — день, когда я бы предпочел уединение. Что ты сказал мне? Вернее, что я сказал?»
«Ты сказал: „Стать ли мне Саулом по отношению к Авессалому?” А я ответил: «Он не относился к тебе, как молодой Давид.»
«Я никогда не бросал вызов Саулу. Никогда не пытался расколоть его царство. Ты это имеешь в виду?»
«Более того» — отвечал Авесса твердо. «Саул питал злобу к тебе и сделал твою жизнь пыткой. Ты отвечал только уважением и страданием в себе. Все плохое, что происходило в те дни, шло с одной стороны. Все зло валилось на тебя. При том, что ты мог разделить царство и, вероятно, смог бы сбросить Саула. Вместо этого ты собрал вещи и оставил царство. Ты бежал, чтобы не вызвать раскола. Ты рисковал своей жизнью ради единства и закрыл рот и глаза на все его обиды. У тебя было больше причин для восстания, чем у любого другого человека в истории этого или любого другого царства. Авессалому придется изрядно потрудиться, чтобы вызвать в памяти обиды … из которых значительных немного, должен заметить. Авессалом когда-нибудь вел себя так? Авессалом уважает тебя? Авессалом стремится сохранить царство? Авессалом отказывается выступать против тебя? Авессалом отказывается от сторонников? Авессалом оставляет землю, чтобы не допустить разделения? Авессалом почтителен? Авессалом переносит страдания молча? Зло валится на Авессалома?
«Нет, он чист и благороден!»
Последние слова Авесса будто рубил. Затем он продолжил снова, на этот раз более печально.
«Повод для его недовольства ничтожен в сравнении с твоими справедливыми обидами на Саула. Ты никогда не обращался с Саулом плохо. И ты никогда, никоим образом, не был несправедлив к Авессалому.»
Давид прервал с усмешкой. «У меня, кажется, дар заставлять стариков и молодых людей ненавидеть меня без причины. В моей юности старики нападали на меня; когда я состарился, нападают молодые. Чудесное достижение.»
«Я к тому,»—продолжал Авесса,— «что Авессалом — не Давид, Поэтому я спрашиваю тебя, почему ты не останавливаешь его восстание. Останови его, этого жалкого …»
«Осторожно, Авесса. Помни, он еще и царский сын. Мы не должны говорить плохо о царском сыне.»
«Добрый царь, я напоминаю тебе, что ты ни единого раза не поднял меча или копья против Саула. Я повторяюсь. Авессалом денно и нощно выступает против тебя. Однажды — очень скоро — он поднимет армию против тебя. Нет, народ. Этот народ! Молодой Авессалом — не Давид в молодости. Я советую тебе остановить его!»
«Ты просишь меня, Авесса, чтоб я стал Саулом,» — Давид ответил тяжело.
«Нет, Я говорю, что он не Давид; останови его!»
«А если я остановлю его, буду ли я по-прежнему Давидом? Если я остановлю его, не стану ли я Саулом?» — спросил царь, устремив взгляд на Авессу, «Авесса, чтобы остановить его, я должен быть или Саулом или Авессаломом.»
«Мой царь и мой друг, я говорю тебе с любовью: я иногда думаю, что ты немного не в своем уме.»
«Да, я вижу почему,» — усмехнулся Давид.
«Дорогой царь, Саул был плохим царем. Авессалом является, в некоторой степени, его юношеским воплощением. Ты только и постоянен. Ты навсегда пастушок с сокрушенным сердцем. Скажи мне правду, что ты замышляешь?»
«До настоящего момента я колебался. Теперь я знаю точно: в юности я не был Авессаломом. В старости не стану Саулом. В юности, по твоим собственным словам, я был Давидом. И в старости я намереваюсь по-прежнему быть Давидом. Даже если это будет стоить мне трона, царства и, возможно, головы.»
Какое-то время Авесса молчал. Затем медленно он заговорил, проверяя, правильно ли он понял значение решения Давида.
«Ты не был Авессаломом; ты не хочешь быть Саулом. Сударь, если вы не хотите силой подавлять Авессалома, то я предлагаю нам приготовиться к эвакуации из царства, потому что Авессалом наверняка придет к правлению.»
«Так же наверняка, как Царь Саул убил пастушка,» — ответил мудрый старый царь.
«Что?» — сказал Авесса удивленно.
«Подумай, Авесса. Бог однажды избавил беззащитного пастушка от могучего бешеного царя. Он может избавить и старого правителя от честолюбивого молодого бунтаря.»
«Ты недооцениваешь своего противника,» — возразил Авесса.
«Ты недооцениваешь моего Бога,» — спокойно отвечал Давид.
«Но почему, Давид? Почему не сразиться?»
«Я дам тебе ответ. Если ты помнишь — а ты там был — я однажды дал тот же самый ответ Иоаву в пещере много лет назад! Лучше я буду поражен, даже убит, чем научусь поступать как … Саул, или как Авессалом. Царство не настолько важно. Пусть он возьмет его, если такова воля Божья. Я повторяю: я не буду учиться у Саулов или Авессаломов.
«А теперь, будучи стариком, я добавлю слово, которого я не мог знать тогда. Авесса, ни один человек не знает своего собственного сердца. Я, конечно, не знаю своего. Только Бог знает. Защищать ли мне свое маленькое царство именем Бога? Метать ли мне копья, плести ли интриги и замышлять расколы …и убивать души людей, если не их тела для защиты моей империи? Я не поднял и пальца, чтобы стать царем. Не подниму и чтоб остаться. И чтоб сохранить царство. Даже царство Бога! Бог поставил меня сюда. Я не должен брать или удерживать власть. Разве ты не понимаешь, что это, возможно, происходит по Его воле? Я подозреваю, что если Бог захочет, Он сможет защитить и сохранить царство даже сейчас. В конце концов, это Его царство.
«Как я сказал, ни один человек не знает своего сердца. Я не знаю своего. Кто знает, что на самом деле в моем сердце? Может, в Божьих глазах я уже больше не достоин царствования. Возможно, Он уже закончил со мной. Возможно, царствование Авессалома — Его воля. Я — честно — не знаю. Но если Его воля такова, я желаю ее. Бог, может, закончил со мной!
«Любой юный бунтарь, поднимающий руку на того, кого он считает Саулом; любой старый царь, поднимающий руку на того, кого он считает Авессаломом, может — на самом деле — поднимает руку на волю Бога.
«Ни в том, ни в другом случае, я не стану поднимать руку! Не будет ли немного странно, если я буду пытаться сохранить власть, когда Бог желает моего падения?»
«Но ты знаешь, что Авессалом не должен быть царем!» — отвечал Авесса в расстройстве.
«Я знаю? Никто не знает. Только Бог знает, а Он не говорил. Я не буду сражаться, чтоб быть царем или остаться царем. Пусть Бог приходит сегодня вечером и берет трон, царство и … » – голос Давида дрогнул,— «и Его помазание с меня. Я ищу Его воли, а не Его власти. Повторяю, я жажду Его воли более, чем власти. Он, может, закончил со мной.»
«Царь Давид,» — раздался чей-то голос из-за спины.
«Да? А-а, посланник. Что такое?»
«Авессалом. Он хочет видеть вас на минутку. Он хочет попросить разрешения сходить в Хеврон принести жертву.»
«Давид,» — сказал Авесса хрипло,— «ты знаешь, что это на самом деле значит, да?»
«Знаю.»
«И ты знаешь, что он сделает, если ты разрешишь ему пойти?»
«Да.»
«Ты разрешишь ему?»
Давид повернулся к посланнику. «Скажи Авессалому, я немедленно буду.»
Давид взглянул в последний раз на тихий город внизу, повернулся и пошел к двери.
«Ты дашь ему разрешение пойти в Хеврон?» — настаивал Авесса.
«Да,» — сказал царь всех царей. «Да, дам.»
Затем он повернулся к посланнику. «Это мрачный час для меня. Когда я закончу говорить с Авессаломом, я подам в отставку. Завтра пусть один из пророков придет ко мне для совета. Или книжник. Потом пусть придет ко мне Садок, первосвященник. Спроси его, не составит ли он мне компанию здесь после вечернего жертвоприношения.»
Авесса позвал еще раз, на этот раз мягко. Восхищение светилось на его лице. «Благодарю тебя, добрый царь.»
«За что?» — спросил озадаченный царь, поворачиваясь в дверях.
«Ни за то, что ты сделал, а за то что ты не сделал. Спасибо за то, что ты не кидаешь копья, не восстаешь против царей, за то, что не разоблачаешь человека у власти, когда он уязвим, за то, что не раскалываешь царство, не нападаешь на молодых Авессаломов, которые очень похожи на молодых Давидов, но ими не являются.»
Он сделал паузу. «Спасибо тебе за страдание, за желание лишиться всего. Спасибо тебе, что ты дал волю Богу закончить и даже разрушить твое Царство, если это угодно Ему. Спасибо тебе за то, что ты — пример для нас всех.
«А больше всего,— он усмехнулся,— спасибо за то, что не обращаешься к колдуньям.»
Глава XXIV
«Нафан!»,
«Что . . . ? А, это ты, Садок.»
«Ты простишь мое вторжение, но я наблюдаю за тобой уже несколько минут. Ты, наверное, собирался войти к царю в тронный зал?»
«Да, Садок. Намерение было, но больше нет. Царь не нуждается во мне.»
«Я разочарован, Нафан. По-моему, царь очень нуждается в тебе. Пред ним величайшее испытание в его жизни. Я совсем не уверен, что он сможет пройти столь требовательное испытание, как это.»
«Он уже прошел это испытание, Садок,» — парировал Нафан с уверенностью с голосе, достойной истинного пророка Божьего.
«Уже прошел это испытание? Прости меня, Нафан, но я не представляю, о чем ты говоришь. Кризис, как ты хорошо знаешь, только начался.»
«Садок, твой царь выдержал это испытание уже давно, когда он был юношей.
«Ты говоришь о Сауле? Но это, мой друг, было совсем другое дело.»
«Совсем нет. Это в точности то же самое. Абсолютно нет никакой разницы. Так же, как Давид относился к своему Богу и поставленному над ним человеку в то далекое время … так же он будет относиться к своему Богу и человеку под собой сейчас. Не может быть никакой разницы. Никогда.
«Правда» обстоятельства могут измениться … немного. Очень немного, я бы добавил. Но сердце …! О, это сердце всегда одно и то же.
«Садок, я всегда был благодарен за то, что Саул был нашим первым царем. Я содрогаюсь при мысли о том, какая была бы беда, окажись Давид молодым человеком под другим царем. Практически нет разницы между человеком, обнаружившим Саула в своей жизни, и тем, кто нашел Авессалома в своей. В любой из этих ситуаций развращенное сердце найдет свое «оправдание». Саулы этого мира не смогут никогда увидеть Давида, они могут увидеть только Авессалома. Авессаломы этого мира никогда не смогут увидеть Давида, они могут увидеть только Саула.»
«А чистое сердце?» — спросил Садок.
«А-а, теперь вот действительно редкая вещь. Как сокрушенное сердце и сокрушенная воля поступят с Авессаломам? Так же как с Саулом? Скоро нам предстоит это узнать, Садок!
«Ты и я не были удостоены чести присутствовать там, когда пришел час Давида и Саула. Зато нам оказана честь быть здесь в его час с Авессаломом. Я, например, собираюсь очень внимательно наблюдать разворачивающуюся драму; при этом у меня добрые ожидания, что я получу Один-два урока. Попомни мои слова: Давид проложит свой путь через все это, и пройдет это испытание с тем же изяществом, которое он проявил в юности.»
«А Авессалом?»
«Авессалом?»
«Через несколько часов он вполне может стать моим царем, ты это имеешь в виду?»
«Такая возможность существует,» – ответил Садок почти с юмором.
Нафан рассмеялся. «Если Авессалом получит трон, да сжалятся небеса над всеми Саулами, Давидами и Авессаломами царства!
«По моему суждению, наш юный Авессалом станет превосходным Саулом,» — повернувшись, продолжил Нафан, и зашагал по длинному коридору.
«Да. Превосходный Саул. Потому что во всем, кроме возраста и положения, Авессалом уже — Саул.»
Глава XXV
«Спасибо, что пришел, Садок.»
«Мой царь.»
«Ты священник Божий: ты не расскажешь мне историю давно минувших дней?»
«Какую историю, мой царь?»
«Ты помнишь историю Моисея?»
«Помню»
«Расскажи ее мне.»
«Она длинная; рассказать ее всю?»
«Нет, не всю.»
«Тогда какую часть?» .
«Расскажи мне о восстании Корея.»
Высокий священник устремил на Давида горящий взгляд. Давид устремил свой взгляд в ответ: его глаза тоже горели. Оба понимали.
«Я расскажу тебе историю восстания Корея и поведения Моисея среди этого восстания.»
«Многие слышали историю Моисея. Он — высочайший пример помазанника Господня, Божье истинное правление опирается на человека, нет, на сокрушенное человеческое сердце. У Божьего правления нет формы или порядка; есть только человек с сокрушенным сердцем. Моисей был таким человеком.»
«Корей не был таким человеком, хотя он был двоюродным братом Моисея. Корей хотел власти, которая была у Моисея. Однажды мирным утром Корей проснулся. Не было никакого разногласия среди Божьего народа в то утро, но до окончания дня он нашел 252 человека, согласных с его обвинениями против Моисея.»
«Выходит, у народа были проблемы и тогда, когда правил Моисей?» — спросил Давид.
«В царствах всегда существуют проблемы,» — ответил Садок. «Всегда. Более того, способность видеть эти проблемы — воистину, невеликий талант.»
Давид улыбнулся и спросил, «Но, Садок, ты знаешь, что были несправедливые царства и несправедливые правители, и притворщики и лжецы на разных уровнях власти. Как может простой народ узнать, где царство с недостатками, но возглавляемое людьми божьими, а где царство недостойное людского подчинения? Как различить?»
Давид остановился; он понял, что натолкнулся на то, что хотел знать больше всего. С трудом он заговорил снова. «И царь … как он может узнать? Может ли он узнать, справедлив ли он? Может ли он узнать, достойные ли обвинения? Есть ли какие-нибудь признаки?» Последние слова Давида звучали взволнованно.
«Ты ищешь некий список, спущенный с небес, Давид. Даже если бы и был такой список, даже если бы и был способ узнать, нечестивые люди устроили бы так, что их царства подходили бы под него! И если существовал бы такой список, и хороший человек достигал бы по нему совершенства, то нашлись бы те, которые заявили бы, что он не отвечает ни одному пункту, перечисленному в нем. Ты недооцениваешь человеческое сердце, Давид.»
«Тогда как людям узнать?»
«Им не узнать.»
«Ты хочешь сказать, что среди сотен голосов, делающих тысячи заявлений, простой народ Божий не может знать, кто истинно помазанный нести Божью власть, а кто нет?»
«Они никогда не будут знать наверняка.»
«Кто тогда может знать?»
«Бог всегда знает — но Он не говорит.»
«Тогда нет никакой надежды для тех, кто должен следовать за недостойными людьми?»
«Их внуки смогут увидеть события ясно. Они будут знать. А захваченные драмой? Они никогда не будут знать наверняка. Тем не менее, все это к добру.»
«Как это?»
«Так же неизбежно, как восходит солнце, людские сердца подвергаются проверке. И несмотря на все претензии и обвинения — скрытые мотивы в сердцах всех участников выявятся. Это может не показаться важным в глазах людей, но в глазах Бога и ангелов такие вещи являются центральными. Сердце должно обнажиться. Бог об этом позаботится.»
«Презираю такие испытания,» — ответил Давид устало. «Терпеть не могу такие вечера. Но все же Он, кажется, посылает много, много всего в мою жизнь, чтобы испытать мое сердце. Этот вечер еще раз подтверждает, что мое сердце на проверке.»
«Садок, есть кое-что, что волнует меня – больше всего. Может, Бог уже закончил со мной. Разве нельзя мне как-нибудь это узнать?»
«Я не знаю другого правителя во всей истории, который даже задал бы такой вопрос, добрый царь. Большинство других людей уже разорвали бы своего противника — или даже воображаемого противника—в клочья до сего момента. Но, отвечая на твой вопрос: я не знаю ни одного способа, дающего уверенность в том, что Бог закончил — или не закончил с тобой.»
Давид вздохнул и подавил рыдание. «Тогда продолжи рассказ. У Корея было 252 сторонника, так? Что случилось потом?»
«Корей подошел к Моисею и Аарону со своими войсками. Он сообщил Моисею, что у того нет права на всю власть, которой он пользуется.»
«Да, мы, евреи, последовательны, правда?» — засмеялся Давид,
«Нет, это сердце человеческое последовательно, Давид,» — ответил Садок.
«Скажи мне, каков был Моисеев ответ Корею?»
«В сорок Моисей был заносчивым, своевольным человеком, не лучше Корея. Как он мог поступить в сорок, я не могу сказать. В восемьдесят он был сокрушенным. Он был …»
«Кротчайшим человеком из всех живущих,» — прервал Давид.
«Таким человеком, каким должен быть несущий жезл Божьей власти. Иначе народ Божий будет жить в ужасе. Да, перед Кореем предстал сокрушенный человек. И я полагаю, ты уже знаешь, Давид, что сделал Моисей. Он . . .не сделал ничего.»
«Ничего. О-о, какой человек.»
«Он пал на лице свое пред Богом. Это все, что он сделал.»
«Почему он так сделал, Садок?»
«Давид, из всех людей ты должен знать. Моисей знал, что только Бог поставил его над Израилем. Ничего не нужно было делать. Те 253 человека захватили бы царство — или Бог защитил бы Моисея. Моисей знал это.»
«В глазах людей, такую жизнь подделать трудно, правда? Ведь притворщик нарочно так сдаться бы не смог. Но скажи мне, как Бог подтвердил права Моисея?»
«Моисей сказал людям вернуться на следующий день с кадильницами и фимиамом, чтоб Бог решил вопрос.»
«Так!» — закричал Давид. «Так!» — он воскликнул вновь еще громче, «Иногда Бог все же говорит,»—сказал он возбужденно, «Что случилось потом?»
«Корей и двое его друзей были поглощены землей. Остальные 250 умерли при …»
«Это неважно. Достаточно сказать, что власть Моисея была подтверждена… Богом! Бог Сам сказал! Люди узнали, кто на самом деле имел власть от Бога, и наконец, Моисей мог успокоиться.»
«Нет, Давид. Он не обрел покой, и люди не были удовлетворены Божьим ответом! Прямо на следующий день все общество возроптало против Моисея, и умерли бы наверно все, если бы не Моисеевы молитвы.»
«И люди сражаются за то, чтобы быть царями!» — Давид замотал головой в недоумении.
Садок, помолчав, продолжил: «Давид, я чувствую, тебя терзает вопрос о том, что такое настоящая власть, а что нет. Ты хочешь знать, что делать с восстанием, если это на самом деле восстание, а не рука Божья. Я верю, ты найдешь то единственно чистое решение, и поступишь так. Тем самым ты научишь нас всех.»
Дверь открылась. Ворвался Авесса. «Милостивый царь! Твой сын, твоя плоть и кровь, провозгласил себя царем в Хевроне. Похоже, что весь Израиль перешел к нему. Он намеревается захватить трон. Он движется маршем к Иерусалиму. Некоторые из людей, близких тебе, перешли к нему.»
Давид отошел. Он что-то сказал себе, но это было недосягаемо для ушей всех остальных. «Израильский третий царь? Разве настоящие вожди Божьего царства приходят таким образом?»
Садок, не уверенный, надлежит ли ему слышать слова Давида или нет, заговорил. «Мой царь?»
Давид обернулся. Его глаза были влажными.
«Наконец,» — сказал Давид тихо,— «наконец все разрешится. Может завтра кто-то, кроме Бога, будет знать.»
«Возможно,»—сказал Садок,— «а возможно и нет. Такие вопросы могут оставаться спорными даже после нашей смерти.»
«Это все же может быть завтра,» — смеялся Давид. «Иди, Авесса, скажи Иоаву. Ты найдешь его в башне восточной стены.»
Авесса отбыл, как и вошел, второпях и в ярости.
«Интересно, Садок,» — задумчиво произнес Давид,— «может ли человек сделать что-нибудь, что заставит Бога сказать?»
Глава XXVI
Авесса пересек внутренний двор, ворвался в открытую дверь в основании восточного бастиона и понесся вверх по винтовой лестнице. Сверху лестницы на него пристально смотрел Иоав. Затем, схватив факел, он начал стремительно спускаться вниз. Они встретились в мерцающем свете факелов, вперив взгляды в лицо друг другу. Затем Авесса заговорил.
«Ты слышал, Иоав?»
«Слышал! Да тут полгорода не спит от этой новости. Как это может быть, Авесса: сын против собственного отца!»
«Когда царства уязвимы, люди могут увидеть странное,» — отвечал Авесса, уставившись вдаль.
«И пожертвуют всем, чтобы удовлетворить свое честолюбие,»—злобно добавил Иоав. «Как тебе это все, Авесса?»
«Как? как?» — вторил Авесса, добавляя к злобе Иоава свою ярость. «А вот как! У Авессалома нет никакой власти в царстве. Ни власти, ни должности …и все же он восстал, чтоб расколоть царство. Он поднял руку против самого Божьего помазанника — против Давида! Давида, который никогда не делал и не говорил ни одного злого слова против него.»
«Как?» — голос Авессы поднялся до крещендо. «Вот как: если Авессалом, не имеющий никакой власти, совершит этот поступок; если Авессалом, который есть ничто, расколет царство самого Бога,» — теперь его голос грохотал как гром,— «слушай, если Авессалом сделает все это зло сейчас, то что, во имя благоразумия, может сделать такой человек, стань он царем!»
Глава XXVII
И вновь Давид и Садок наедине.
«А теперь, что ты будешь делать, Давид? В юности ты не говорил ни слова против недостойного царя. Что ты будешь делать сейчас со столь же недостойным юнцом?»
«Как я сказал,» — отвечал Давид, «бывают времена, которые я ненавижу больше всего, Садок. Все же, против здравого смысла, в первую очередь я сужу свое собственное сердце и поступаю против его интересов. Я буду делать то, что я делал при Сауле. Я оставлю судьбу царства в Божьих руках. Может быть, он уже закончил со мной. Возможно, мой грех слишком велик и я уже не достоин быть царем. Только Бог знает, так ли это, и, кажется, не скажет.» Затем, сжав кулак, но все же с оттенком иронии в голосе, он добавил подчеркнуто: «Но сегодня я дам волю случаю, чтобы открылся наш несказанный Бог. Я знаю только один способ, как вызвать такое исключительное событие: не делать ничего! Трон не мой. Ни иметь, ни брать, ни защищать и ни хранить.
«Я оставлю город. Трон принадлежит Господу. Как и царство. Я не буду мешать Богу. Никакое препятствие, никакое действие с моей стороны не будет встревать между Богом и Его волей. Нет препятствий, способных помешать Его воле. Если я не должен больше править, наш Бог без труда сделает Авессалома царем Израиля. Теперь это возможно. Бог да будет Богом!»
Настоящий царь повернулся и тихо вышел из тронного зала, из дворца, из города. Он шел и шел….
В души всех людей, чьи сердца чисты.
Ну вот, дорогой читатель, пришло время проститься еще раз. Я оставлю тебя с твоими мыслями о скрытых мотивах в твоем собственном сердце.
Да, кстати. Сейчас актеры работают над историей любви. Возможно, мы посмотрим ее вместе, когда она будет поставлена.
Я верю, что тогда милостью Божьей мы встретимся вновь.
ДЖИН ЭДУАРДС, сын хулигана с нефтепромысла, родился и вырос в Техасе. Он был обращен ко Христу в первый год учебы в колледже. В возрасте 18 лет окончил Восточный Техасский Университет в Коммерце, штат Техас, со специализацией в английской литературе и истории. Первый год аспирантуры он прошел в Баптистской Семинарии в Рушликоне, Швейцария. Получил степень магистра теологии в Юго-западной Баптистской Теологической Семинарии в Фейт-Уорте, Техас, в возрасте 22 лет. Нес служение Южно-баптистским пастором, затем 10 лет — евангелистом. Он и его жена, Хэлен, сейчас живут в Новой Англии. Его служение включает конференции на тему углубленной Христианской жизни и о том, как вести такую жизнь в свете практического опыта церковной жизни.
